Большевика Павла Кина, занимавшего должность коменданта города Харькова в марте 1918 года, упрекали часто и во многом. И соратники, и противники. Вот только в излишней мягкотелости обвинить его было невозможно. Ибо однажды товарищ Кин умудрился арестовать сто шесть человек сразу. И не «классовых врагов», а товарищей по оружию — солдат охранной роты при Главном штабе по борьбе с контрреволюцией.

Слишком уж рьяно боролись ребята. Главным образом, за овладение чужим имуществом. Большевистская идея «повернуть штыки против господ» проникла-таки в солдатские массы. Но поняли они ее своеобразно. В том смысле, что у пролетариев все равно нечего взять.

Жильцы дома №56 по Чернышевской долго вспоминали то февральское утро, когда к ним, с ордером на обыск, нагрянули бойцы славного подразделения. И ладно бы, если бы дело ограничилось реквизициями. Рутинная процедура вылилась в перестрелку: кому-то из воинов почудился в углу затаившийся враг. Обнаружить его не удалось, но шальная пуля отправила к праотцам одного из обыскивавших. Обозленные солдаты от души оторвались на перепуганных обывателях.

Дальше все было как в песне: «Отряд не заметил потери бойца и…». И продолжил гулять по Чернышевской. Дома №№54, 63, 46 также подверглись безжалостному обыску. Вернее, грабежу: в ордере-то значилось лишь одно здание. Но что такое бумажка для широкой славянской души?! Из квартиры профессора Бокариуса (дом №46) солдаты попытались втихаря вынести пишущую машинку, но были остановлены глазастой прислугой. Зато дорожную сумку, принадлежавшую звезде судебной медицины, отстоять не удалось. Вялые протесты хозяина были парированы грозным окриком: «А вдруг там оружие?!».

Вот этими бдительными товарищами революционное руководство Харькова 4 марта решило усилить охрану уголовного комиссариата. Комиссару Розенбергу, требовавшему подмоги, очень скоро пришлось пожалеть о своей просьбе. Ибо охранная рота не умела… охранять. Родной стихией бравых бойцов были обыски. В нее они и погрузились, едва переступив порог учреждения.

Начальник комиссариата лишился бумажника, «нагана» и серебряного портсигара, его помощник — калош и трости. Людям Розенберга с трудом удалось спасти от разграбления витрину с уникальными экспонатами — орудиями взлома. А вот рулоны материи, хранившиеся в качестве вещественного доказательства, революционное воинство захватило с собой. Насильственное удаление «помощников» из наполовину разгромленного помещения едва не привело к вооруженному столкновению.

Крутых парней срочно требовалось укоротить. Тем более что за ними числились не только незаконные обыски, но и откровенные ночные грабежи, не прикрытые даже фиговым листком ордера. Товарищ Кин принял волевое решение: будем брать!

Пикантность ситуации заключалась в том, что цитадель правопорядка — комендантское управление — соседствовала с бандитским гнездом до неприличия тесно. Резиденция товарища Кина находилась на Садово-Куликовской, 5 (ныне — Дарвина, 9), а буйная рота квартировала в доме №4. Силы, «верные революции», пришлось группировать на Мироносицкой площади.

Воинство, собравшееся утром 10 марта в районе нынешней Зеркальной струи, выглядело весьма колоритно. Большевику Кину довелось звать на помощь боевые дружины меньшевиков и отряды еврейских социалистических партий — «Бунда» и «Цейре-Циона». Видимо, они и были самой надежной опорой советской власти в Харькове.

Судить о боевых качествах этих формирований можно лишь приблизительно: из официозной советской истории еврейские ратники стыдливо испарились. Но один «подвиг» охранной роты повторить успели: застрелили своего. Причем в обстановке, далекой от боевой. Студент Липерт опрометчиво повернулся спиной к товарищу, чистившему пулемет. Случилось это на следующий день после ареста проштрафившейся роты, проведенного быстро и… бескровно.

Три сотни боевиков, усиленные взводом конной милиции, надежно блокировали квартал, рассыпавшись по Пушкинской, Садово-Куликовской и Черноглазовской (Маршала Бажанова). К подъезду дома №4 подъехал бронеавтомобиль. Операция требовала хирургической точности: первые два этажа особняка были забиты ранеными. Там находился госпиталь №18 Всероссийского союза городов. До бандитского подразделения еще нужно было дойти.

Подчиненным товарища Кина это блестяще удалось. Пулемет, установленный у входа на третий этаж, так и не заговорил. Ибо он служил опорой для спящего часового. Солдаты охранной роты не сумели защитить даже себя. Хотя и пробовали. Сутки спустя, когда окончательно протрезвели.

Вечером 11 марта арестованные, взломав двери в камерах, попытались обезоружить тюремную стражу. Но бунтарей быстро загнали обратно. Штыками и прикладами. Тех, кто памятным утром отсутствовал, вылавливали по городу еще несколько дней. Тринадцать человек, имевших несчастье числиться в составе лихого подразделения, были задержаны на Холодной Горе. А для не пойманных комендант издал приказ: в двухдневный срок явиться на Садово-Куликовскую, 5 и сдать оружие. Ослушникам грозил расстрел: одна только принадлежность к охранной роте стала серьезным преступлением.

Эра оптового правосудия только начиналась. Не за горами были новые «рекорды».

Эдуард Зуб, для «Пятницы»