«Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий…» на фоне «антипредпринимательского» Налогового кодекса, мертворожденного «антикоррупционного» пакета, а также в ожидании очередного глобального дефолта начинаешь искать что-нибудь надежное, безусловно, прочное, не побоюсь этого слова, душеспасительное.

Кто как, а я обнаруживаю некоторое успокоение сердца в чтении классиков русской литературы. (Кстати, в свете недавней законодательной инициативы одного народного, как он полагает, депутата, я теперь не уверен, что слово «русской» здесь употреблено верно. Возможно, нужно писать и говорить «российской». По логике автора законопроекта, «русский» и «российский» – суть вещи разные и где-то даже совершенно противоположные. Первое слово ассоциируется с человеком, этничность, второе предполагает связь с государством. С российским (или русским?) государством. Что не есть хорошо, как сказал бы «россиянин».)
Но оставим филологические экзерсисы элиты нации (депутаты – они же элита) и вернемся к классикам. Так вот. Если перечитать Достоевского… Конечно, в наше время и на нашем месте советовать «Карамазова» или «Идиота» выглядит безответственно (работать надо! работать!), но можно, для начала, ограничиться, скажем, «Подростком». Узнаёшь много полезного не только для души, но и в плане, так сказать, практическом.
В том же «Подростке» один философствующий помещик рассуждает: «Я думаю, что все это [как кончатся все современные государства] произойдет как-нибудь чрезвычайно ординарно. Просто-напросто все государства, несмотря на все балансы в бюджетах и на «отсутствие дефицитов», в одно прекрасное утро запутаются окончательно и все до одного пожелают не заплатить, чтобы всем до одного обновиться во всеобщем банкрутстве… И начнется тогда всеобщее окисление…»
«Все это» Достоевского (писано в конце 19-го века) – что это, как не дефолт?
Не знаю, как насчет «всеобщего» окисления (скорее всего, Федор Михайлович нисколько не преувеличил того, что, как многие полагают, знал благодаря своей ненормальной фантазии), а окисление локальное у нас происходит уже ровно два десятка лет – с начала внезапного «обретения» независимости. Окислилась окончательно государственная власть, коррозия, то есть коррупция уже составляет саму сущность украинской власти. То есть, строго говоря, это понятие (коррупция) к Украине неприменимо в виду отсутствия решительно во всех сферах пространств, свободных от оной. С детского сада (надо платить) до гробовой доски (надо платить) и со всеми промежуточными остановками – школа, вуз, поликлиника и т. д. – надо платить. Причем, платить там, где, согласно Конституции и законам Украины, платить как раз не надо.
Надо заметить, окислительные процессы происходят не только и, откровенно говоря, не столько в «элитарных» кругах – депутаты, прокуроры, МВД, суды и т. д. Как раз, наоборот, эта химическая реакция происходит с большим успехом именно в низах. «Униженные и оскорбленные», якобы доведенные антинародным правительством, то есть правительствами (они у нас чудесным образом все антинародные, хотя выбирает их народ) до совершенно скотского состояния, вовсе, как оказывается, не стесняются своей униженности и спокойно переносят всяческие оскорбления. Если, конечно, унижения и оскорбления сопровождаются нищенскими подачками в виде «субсидий».
Возьмите на это опереточное «противостояние» по поводу Налогового кодекса. Идеального кодекса – налогового или уголовного – сконструировать невозможно. Всегда кто-то будет недоволен. А в нашем случае – тем более. Хоть немного знакомый со спецификой украинского бизнеса – малого, среднего или большого — знает одну простую вещь: налогов не платят, не платят принципиально и платить не собираются ни при каких обстоятельствах. И в такой установке есть сермяжная правда. Если у власти воры, то с какой стати “самозанятое” лицо должно бежать со своими деньгами в бюджет? Ему интереснее бежать в другую сторону — в сторону своей семьи, детей. Не нужно быть экспертом, чтобы понимать: пока народ (он же предприниматель, он же наемный работник, он же врач и учитель) не убедится в том, что власть, наевшись наконец, перестала воровать и лгать, он (народ) не побежит сдавать на общее дело (школы, больницы и т. д.). Здесь именно момент психологический, как изъясняются персонажи Достоевского, – никакие экономические пряники и кнуты особого эффекта не возымеют. Здесь вам не Европа, здесь климат иной. Подворовывать будем до тех пор, пока ворует власть (Рада, правительство, судьи-прокуроры) — ворует нагло, открыто, устанавливает себе оклады жалования на уровне процветающих прибалтов, а “людям” оставляя таджикские нормативы минимальной “потребительской корзинки”, которая по набору намного хуже “допровской” корзинки г-на Кислярского…
Перспективы окислительного процесса описал все тот же Достоевский: “И после семидесяти семи поражений нищие уничтожат акционеров, отберут у них акции и сядут на их место – акционерами же, разумеется…”
Далее, как говорится, см. Апокалипсис.

Вячеслав Манукян, магистр права, для «Пятницы»

Трезвость суждений заставляет напиваться молча…