Позавчера, в первый день весны, «все прогрессивное человечество» торжественно отметило Всемирный день кошек. Кто ж их не любит, усатых да полосатых? Разве что Шариковы. Но о них и вспоминать грешно в год, проходящий под «патронатом» Кота. Пробил час иных историй.

Не каждому дано перевоплощаться в другого человека так, чтобы ни у кого и мысли не возникло воскликнуть «Не верю!». Говорят, для этого нужен особый дар, присущий только великим актерам. А что тогда требуется для перевоплощения в кота? Причем такого, чтобы ему поверила самая взыскательная публика – детская? Пожалуй, прежде всего, два качества – беспредельные искренность и доброта.

Ими в полной мере обладал украинский советский писатель Иван Багмут – автор прекрасной повести «Пригоди чорного кота Лапченка, описані ним самим». Казалось бы, откуда ей взяться, доброте-то? Биография у литератора – врагу не пожелаешь: шесть лет сталинских лагерей, потом – добровольцем на фронт, тяжелое ранение, пожизненная инвалидность. И, тем не менее, от «Лапченко» просто лучит добротой.

Тем, кто читал книгу в детстве, можно ничего не объяснять. Для менее везучих придется сделать небольшое отступление. «Лапченко» – повесть многожанровая: приключенческая, юмористическая, детективная. Исходя из представлений современных, ее, наверное, можно и к фэнтези причислить. Ну где вы видели в реальности кота-сочинителя? Козлы попадаются, не спорим. А с котами – напряженка. Лапченко был первым и, кажется, единственным в украинской литературе.

Его уникальность обусловила еще одну жанровую грань повести – ту, которую можно разглядеть лишь в зрелом возрасте. Не проходит без последствий созерцание человеческой жизни глазами кота! «Пригоди…» – пародия. Остроумная и отнюдь не злая пародия на советское бытье с его дремучим бюрократизмом, пропагандистской трескотней, вопиющим несоответствием между красивыми лозунгами и суровой реальностью. Куда смотрела цензура в далеком 1964-м – непонятно.

Оцените: «Будучи котом с хорошо развитыми гражданскими чувствами…» Это «скромняга» Лапченко характеризует себя, любимого. А вот вопрос, который волновал одного из его хвостатых сородичей: «Вам не кажется, что в рассказе «Кот-ворюга» Паустовский извратил образ советского кота?». И таких перлов на страницах повести –  великое множество.

Возьмем автобиографию (!) Лапченко. «Я родился во второй половине XX века в семье дирижера хоровой капеллы…» – начинает кот-литератор свое жизнеописание. А затем, будто бы застеснявшись интеллигентского происхождения, поправляет себя: «Это не значит, что мой отец был дирижером. Просто моя мать-кошка жила в семье дирижера-человека». «Я – трудовой кот», – гордо заявляет Лапченко. И тут же простодушно признается, что поймал только одну мышь.

Как знать, может это своеобразная проекция биографии самого Багмута – сына сельского учителя. Судя по сроку, который отвесили писателю в 1935-м, в отличие от Лапченко, Иван Адрианович не смог доказать советской власти, что он – «социально близкий». Это случится гораздо позже – в 1957-м, когда в дополнение к двум медалям «За отвагу», честно заработанным в разведке, на чашу весов ляжет долгожданная реабилитация.

Вспоминается знаменитое флоберовское: «Госпожа Бовари – это я». Насколько кот Лапченко – Иван Багмут? Имеется на сей счет в повести преинтереснейший момент: «С присущим котам достоинством, я разворачивался и, помахивая хвостом…» Нечто подобное приключилось и с Иваном Адриановичем. То самое чувство, которое и поныне присуще котам, а у людей потихонечку иссякает, заставило однажды писателя развернуться и махнуть. Не хвостом, конечно же, – тростью, без которой он не мог обходиться по причине своего увечья.

Где-то в начале семидесятых на людной улице к Багмуту подошел некто, «во время оно» немало поспособствовавший его «посадке». Какой уж там разговор промеж ними состоялся, один Господь в точности ведает. Но ходят слухи, будто бы хвастаться начал престарелый сексот. Мол, и машина у меня иностранная – почти, что чудо для Харькова тех лет, и пенсия персональная. А ты чего добился своей честностью да порядочностью? Тут и проснулся в Багмуте вспыльчивый Лапченко…

Никогда не наступайте на хвост чистопородному сибирскому коту! Дабы не пришлось потом у милиции защиты просить. Шутка ли – публичное избиение персонального пенсионера! Но даже штрафа не пришлось заплатить Ивану Адриановичу. Дежурный лейтенант, выяснив причину конфликта, полез в свой карман и внес за «хулигана» требовавшуюся трешку. «Честь и достоинство» стукача, по-видимому, большего и не стоили.

Своя цена имелась и у нервного потрясения, пережитого писателем: слег он после встречи с минувшим. Существует версия, что именно это происшествие ускорило смерть Ивана Багмута. Зато живет и здравствует его «двойник», наглядно подтверждая древнюю восточную мудрость: у кота целых девять жизней! Приключения неувядающего Лапченко веселят уже внуков его первых читателей. А взрослых – не поверите! – по-прежнему озадачивают.

С некоторых пор кот-литератор стал казаться чересчур советским. На интернет-форуме довелось наткнуться на предложение: а не убрать ли из электронного варианта повести одну главу? Ту, где Лапченко читает дворовым котам антирелигиозную лекцию. Противоречит, мол, современным веяниям. Лучшего аргумента в пользу актуальности книги не стоит и искать! Как раз в «несовременной» главе рыжий Нечипор учит порядочности кота-приспособленца: «В воздух полетела шерсть, а на землю закапала кровь».

…Жаль, все-таки, что люди – не коты. За очень редким исключением.

Эдуард Зуб, для «Пятницы»

Муж читает книгу, жена – газету.
- Потрясающе! – вдруг восклицает она. – Один мужчина днём познакомился с женщиной, вечером женился на ней, а на следующее утро убил её!
- Ничего особенного, – флегматично замечает муж, – утро вечера мудренее.