Набирая заголовок, автор больше всего боялся пропустить предлог. Не хотелось, даже случайно, превращать в пошлую хохму печальную историю незадавшейся карьеры. Но обойтись без тысячекратно обыгранного в анекдотах продукта было чрезвычайно сложно. Тем более что именно он самым решительным образом застопорил стремительное продвижение хорошего человека по скользким ступенькам служебной лестницы.

Впрочем, судить о моральных качествах героя статьи следовало бы с известной долей осторожности. Потому как характеризующие его исполкомовские документы вряд ли можно считать идеальным материалом для создания психологического портрета. У нашего источника иное достоинство — он позволяет восстановить в подробностях некоторые черты жестокой и противоречивой эпохи.…Год 1922-й выдался несладким. В далеком от нас Поволжье лютовал пустынный голод, а на благословенной некогда Слобожанщине — разнокалиберная чиновничья рать. Выполняя указания московского руководства, местное начальство выжимало из отнюдь не сытого населения деньги и продукты в помощь «нашим братьям». И это при том, что как минимум в трех уездах Харьковской губернии ситуация с продовольствием была не лучше поволжской.

Представители нижних звеньев власти оказались между молотом и наковальней. С одной стороны — обозленный донельзя народ, с другой — партийные бонзы, постоянно держащие наготове грозное обвинение в саботаже. Но даже при таком раскладе находились уникумы, пытавшиеся нащупать едва ли существовавшую тогда нишу между совестью и служебным долгом.

К числу последних относился крестьянин Михаил Андреевич Хроль, 12 февраля 1922 года возглавивший Харьковский волостной исполком. На председательский пост он перешел с должности заведующего военным отделом, которую занимал всего лишь полтора месяца. Причиной стремительного карьерного продвижения стало случайное стечение обстоятельств. Предшественник-военком попросту сбежал со службы, а предшественник-председатель от трудов праведных очутился на больничной койке.

Оставлять волость без руководителя не представлялось возможным: полным ходом шло пренеприятнейшее мероприятие, вполне официально именовавшееся «трехнедельником по добиванию хвостов». Проще говоря, из крестьянства выдавливали продналог. И если бы все ограничивалось только им! Существовали еще целевой сбор, гужевая повинность, а также добровольные и не очень пожертвования в пользу голодающих. Словом, для хронической головной боли председателю с лихвой хватало и объективных обстоятельств. А тут еще субъективные добавились: в уездный исполком на Михаила Андреевича прикатили «телегу». Через каких-то десять дней после «инаугурации»…

Расстарался предшественник председателя Андрей Рияченко: «Товарищ Хроль, избранный на мое место, во-первых, как происходящий из семьи кулака лишен волостною избирательною комиссиею в 1920 году права участвовать в выборах. Во-вторых, как бывший урядник и гетманский атаман он также этого права не имеет. В-третьих, как подпрапорщик или прапорщик Деникинской власти он является даже врагом той власти, служить которой по недоразумению он избран группою или мало, или совсем не знающих его лиц».

На самом деле «недоразумением» было внезапное «прозрение» товарища Рияченко. Как-никак, вместе с Михаилом Андреевичем он работал с 1920 года. И о фактах, возмутивших его «пролетарское сердце» в феврале 1922-го, ранее почему-то не докладывал. Коварно нанесенный удар товарищ Хроль эффектно парировал, заявив, что «во время белых был арестован и находился в Керченской крепости». Однако на старые и, скорее всего, эфемерные «грехи» председателя стали стремительно накладываться новые.

К числу таковых относилось дело гражданки Барабаш, которой Михаил Андреевич разрешил поселиться на ее же даче, ранее отобранной Советской властью. Не нашлось у него сил отказать вдове с четырьмя детьми, оставшейся без средств к существованию. Решение волостной власти тут же отменила уездная. Официальная причина — «подгулявшее» классовое происхождение горемычной женщины.

Зато никаких проблем с анкетами не было у будущих «краскомов», обучавшихся на 51-х пехотных командных курсах. Вследствие чего постоянно возникали проблемы у председателя волостного исполкома. Время от времени приходилось по требованию уездного начальства выделять курсантам то дрова, то продовольствие. Ровно через два месяца после вступления на хлопотную должность терпение товарища Хроля лопнуло.

12 апреля 1922 года он подписал роковой для своей карьеры документ: «Заслушав предложение Харьковского уездного исполкома от 8/ IV за № 897 о доставлении для 51-х пехотных курсов 200 шт. яиц и 5 ф. коровьего масла, принимая во внимание, что граждане с большим трудом выполнили продналог молочными продуктами, а также, не имея юридических прав требовать с крестьян дополнительного внесения хотя бы части продуктов, волисполком постановил: в отпуске яиц и масла отказать».

Реакцию уездной власти на неожиданный фортель волостной запечатлел в назидание потомкам красный карандаш. «Крамольное» постановление украсила решительная резолюция: «Предложить волисполкому безоговорочно выполнить в трехдневный срок и вызвать председателя».

Вскоре после «вызова» Михаил Андреевич председателем быть перестал. Правда, он еще работал в исполкоме, но уже под надзором милиции. Бумаги, снабженные, между прочим, грифом «совершенно секретно», требовали от уездных пинкертонов обнаружить в действиях товарища Хроля признаки должностного преступления. Таковых, насколько известно автору, по состоянию на сентябрь месяц 1922 года, найдено не было.

В милиции тоже служили вчерашние крестьяне…

Эдуард ЗУБ, для «Пятницы»

Жена мужу:
— Внутри аквариума царапины…
— Ну и что?
— Они пытались бежать!